5 февраля в Замоскворецком суде прошло 88-ое, последнее заседание по «Болотному делу». Обвиняемые выступили с последним словом. Процесс длился с июня этого года, многие подсудимые находятся за решеткой уже больше полутора лет. В конце прошлого года по амнистии от уголовного преследования освободили четверых фигурантов. В данный момент на скамье подсудимых остаются восемь человек, обвиняемых в применении насилия в отношении представителей власти и участии в «массовых беспорядках».

Приговор судья Наталья Никишина начнет оглашать 21 февраля в 12.00. Государственное обвинение попросило для фигурантов дела от 5,5 до 6 лет колонии общего режима.

«Новая газета» опубликовала восемь речей, прозвучавших на сегодняшнем заседании.

Ярослав Белоусов

 

— Все материалы дела свидетельствуют о моей невиновности. Я не совершал никаких преступлений 6 мая 2012 года, не мог совершить их. Не имел умысла, более того — не имел даже мысли. На Болотной площади в тот день я находился ввиду своих научных интересов, заключающихся в изучении виртуальных коммуникативных путей интернета, их связи с массовыми акциями. Все акции, которые были посещены мной до этого и изучены, — о них информация содержится в моей курсовой работе. Информация об этой акции также должна была войти в мой будущий диплом. Если бы я совершил что-либо преступное, то сказал бы об этом непременно на предварительном следствии или в суде, потому что я никогда не ставил перед собой цели ввести кого-то в заблуждение.

 

Что касается всего остального: осуществлять насилие в отношении кого-либо я не мог и не имел даже никаких мыслей. Я вообще считал недопустимым кидать какие-либо предметы, легкие либо тяжелые, в представителей власти. Но, тем не менее, мы видим, что потерпевший — представитель ОМОН Филиппов — имеет повреждение головы, голени, предплечья. По сути эти повреждения свидетельствуют, что ему были нанесены некоторые удары. Люди, которые их наносили, они не проходят по делу, они в принципе не найдены. Кто меня задерживал? Задерживали четыре человека: три были в форме ОМОНа, один в темно-серой форме. Этих людей я запомнил, они видны на фотографиях. Задержание происходило на Болотной площади. Антиправительственных лозунгов я не выкрикивал, да и вообще в тот день я не слышал, чтобы они выкрикивались. В цепочке я оказался, постоял в ней около получаса, потому что создалась ситуация: люди могли упасть или быть задавленными, потому что осуществлялись задержания, люди шарахались. Покинуть Болотную площадь в тот момент не было никакой возможности. Если бы были другие обстоятельства, была бы возможность уйти, — естественно, можно не сомневаться, я бы это сделал. 

Что касается представленного инцидента, я заявил еще 31 июля 2013 года на заседании в Мосгорсуде, когда увидел на видео себя со спины, — я поднимаю предмет и выкидываю его на несколько метров вперед. В тот момент я был без очков, но зрение позволило мне разглядеть, что предмет упал на асфальт. Да и вообще, о каких противоправных действиях можно говорить, если у меня имеется семья — жена, сын. Как это могло входить в мои планы, если я осознаю всю ответственность за такие действия? Поэтому прошу суд признать меня невиновным, закончить уголовное дело и вынести оправдательный приговор.

 

Степан Зимин

 

— Уважаемый суд, уважаемые участники процесса! Спасибо за то, что на протяжении почти восьми месяцев, а именно столько длится наше судебное разбирательство, уделяете нам столь повышенное внимание. Долго думал, что же все-таки сказать в последнем слове, я решил ограничиться только фактами и доказательствами по вменяемым мне статьям, поскольку лирических рассуждений и отступлений было достаточно.

Безусловно, в ходе следствия и судебных заседаний у меня сформировалось мнение по поводу всего происходящего. Я предпочту оставить его при себе. Сразу оговорюсь, что я не надеюсь на оправдательный приговор — не потому, что считаю себя как-то причастным к данным статьям Уголовного кодекса, ни в коем случае. Просто практика такова, что наша судебная система выносит оправдательные приговоры количеством менее половины процента, и я не думаю просто, что попаду в это число. Итак, я обвиняюсь в двух преступлениях (часть 2 статьи 212, часть 1 статьи 318 УК). Однако виновным себя не считаю. Мне вменяется то, что я якобы бросил кусок асфальта, который попал в сержанта полиции Куватова и тем самым причинил ему боль, не опасную для его жизни и здоровья. Причем данный эпизод служит доказательством государственного обвинения по двум статьям. Куватов неоднократно допрашивался и каждый раз его показания отличались от предыдущих. В итоге он заявил, что от удара куском асфальта  у него образовался перелом пальца, что полностью опровергается заключением судебно-медицинской экспертизы, проводившейся два раза. Перелом пальца был получен в ходе вытягивающе-скрученного внешнего воздействия. Что полностью исключает сценарий с камнем. Показания Куватова не подтверждают его коллеги по группе задержания — Кувшинников и Литвинов. 

Хочу упомянуть сотрудника ОМОН Шубича, который допрашивался в качестве свидетеля. В своих показаниях он говорит, что видел, как сержанту Куватову вывернули палец металлическими барьерами.

В момент вышеописанного эпизода я уже находился в автозаке на пути в отделение. Я подтверждаю свое присутствие на площади, также не исключаю, что Куватов и его группа задержания задерживала меня на санкционированном митинге. Только вот никакого насилия в отношении сотрудников полиции на Болотной площади я не применял. Даже мне, не обладающему юридическим образованием, после ознакомления со всеми материалами дела и сопоставив все факты, становится понятным, в результате каких обстоятельств была получена травма моего потерпевшего. В остальном все мы прекрасно видели и слышали на многочисленных видеозаписях и показаниях свидетелей со стороны защиты о чрезмерной жестокости и жесткости действий ОМОНа на площади. Нас судят за массовые беспорядки с применением насилия, хотя главным источником насилия на этом массовом мероприятии были сами сотрудники полиции. По моему мнению, полная картина произошедшего суду представлена, и, на мой взгляд, препятствий для вынесения единственно верного и справедливого решения нет.

 

Андрей Барабанов

 

— Уважаемый суд! Я два года нахожусь под стражей. За это время я повзрослел, переоценил себя и переосмыслил свою жизнь. Я стал иначе смотреть на вещи, усвоил множество важных уроков. Если раньше я мог позволить себе легкомысленное отношение к близким, то теперь понимаю, насколько они мне реально дороги. Сложно переоценить их поддержку, мне очень повезло в жизни. Жаль, что столько времени я нахожусь вдали от родных, что принес огромные переживания своей семье. Стараюсь отгонять плохие мысли, но в заключении бывает сделать это очень трудно. Я отгорожен от мира, это очень плохо влияет на психику. В заключении, в случае чего, я не смогу прийти на помощь близким. Мы все делаем ошибки в жизни, и такие, из-за которых страшно страдаешь. Я не причинил никому вреда, но несмотря на это уже двадцать первый месяц сижу за решеткой по обвинению в массовых беспорядках и применению насилия в отношении представителя власти. Хотя никакого насилия я не причинил.

За это время я потерял бабушку. Она просто не смогла дождаться меня. Я до сих пор не могу принять это. За время, проведенное по стражей, я видел большое количество очень разных людей. Среди них были плохие и хорошие, добрые и злые, нервные и спокойные. Сюда вообще попадают очень разные люди, люди разных социальных групп и возрастов. Этот опыт заставил меня многое пересмотреть, поменять отношение к людям. Я стал проще и отзывчивее. Взаимопомощь может сделать жизнь лучше. Смотря на себя прежнего, я вижу вредный эгоизм, чрезмерный индивидуализм и максимализм. Я многому научился, много думал. Но дольше находиться здесь нельзя. Я волей-неволей теряю навыки и способности, пропадают социальные связи. Чем дальше, тем сложнее мне будет возвращаться в обычную жизнь. Тюрьма забирает очень важные дни, я теряю здоровье, а ведь это важнейшая ценность, которую, потеряв, уже не вернешь. Уже чуть было не потерял глаз, и только благодаря помощи замечательных людей получилось частично восстановить зрение. Я не человек тюрьмы, мне есть что терять, есть куда стремиться.

Мне очень дорого время, которое уходит. Понимаю, что тяжело будет реабилитироваться. Я хочу учиться и работать, помогать близким людям. Я не политический активист, не состоял ни в каких движениях и партиях, пришел туда с моей гражданской женой Екатериной выразить свою гражданскую общечеловеческую позицию по поводу несправедливости. Меня волнуют процессы, происходящие в стране, в частности, выборы и подсчет голосов. Я считаю, что вправе выразить свое мнение на этот счет. До этого акции протеста были мирными, люди спокойно приходили, ничего экстраординарного не происходило. Пришедшие на митинг были мирно настроены, не знаю, зачем была создана эта эскалация. Для меня произошедшее было крайне дико. Не знаю, по какой причине произошедшее там назвали массовыми беспорядками. Люди должны влиять на происходящие в стране события и делать это активно. Мы не предполагаем, как можем изменить жизнь к лучшему благодаря общему взаимодействию. Но делать это нужно мирными методами, всегда стараться идти на конструктивный диалог.

Я хочу жить в стране, где соблюдаются права человека, а не только декларируются, где не нужно постоянно бороться с органами подавления свободной воли. Очень горько, когда заявляются вроде положительные инициативы, а при применении выходит ровно наоборот. Конечно, хуже, если инициатива изначально вредная, а, к сожалению, так чаще всего и получается в последнее время. Это пагубно для будущего. Мы должны раздвигать границы, открывать их, а не строить непреодолимую стену. Мне бы очень хотелось жить в гуманном обществе, по-настоящему гуманном и честном. Пока же законодательство устроено, чтобы карать, и в очень редких случаях и моментах этот тренд приостанавливается, и то не на долгое время. Если уж проводится амнистия, то пусть распространяется на широкие круги заключенных, а не на тех, кому грозит небольшой срок лишения свободы. Этим только обозляешь людей. В тюрьме сходят с ума от одного упоминания этого заветного слова. Я не прошу всех отпускать, а просто проявить милосердие, дать людям надежду и шанс. Впоследствии количество преступлений только уменьшится, это подтверждено мировой практикой. Я очень личностный человек, дорогие люди для меня безмерно важны, хочу помочь им делом, а не висеть тяжким грузом, да еще и изводя их нервы. Проходят самые важные годы, а я вижу решетку и ГСУ напротив. 

Все иллюзии давно разбиты. Никогда не отрицал тот факт, что действия против сотрудников полиции противозаконны, понимаю, что за все несется ответственность. Но двух лет лишения, проведенных в СИЗО вполне достаточно. Я не причинил боли Круглову Ивану, не желал этого и не пожелаю впредь. Не знаю, кому выгодно было представлять все события 6 мая в таком свете, что якобы люди совершали противозаконные действия, которые привели к массовым беспорядкам. Надеюсь на понимание. Прошу назначить милосердное наказание. Отбытого в СИЗО считаю вполне достаточно для меня и для ребят, находящихся на скамье подсудимых. Проведенное в нем время крайне тяжело отразилось на мне. Ваша честь, прошу назначить наказание, не превышающее срок отбытого в СИЗО.

 

Алексей Полихович

 

— «Политическая речь и письмо в большой своей части — оправдание того, чему нет оправдания… Поэтому политический язык должен состоять по большей части из эвфемизмов, тавтологий и всяческих расплывчатостей и туманностей», — Джордж Оруэлл, эссе «Политика и английский язык», 1946 год.

Сегодня я постараюсь быть особенно лаконичным. Я не стану нагружать и тем более расщеплять ваше сознание так, как некоторые умышленно нагружают
уголовное дело и расщепляют состав преступления в угоду политическому заказу. Я постараюсь быть кратким и четким, и противопоставлю краткость и четкость многословности и бессмысленности обвинительной машины.

Кредо англоязычных политиков, выведенного Оруэллом, сегодня в России является девизом Следственного комитета. Только у следователя не политический язык, а доказательства по нашему делу. Работники СК оказались мастерами по сокрытию правды в ловком жонглировании цитатами из УПК, клише из УК и реальными событиями, к нам никакого отношения не имеющими. Обилие носителей информации, видеоматериалов, обилие мусора со дна обводного канала, создает обманчивое впечатление объективности и полноты. Фактически это попытка перевести количество (60 томов уголовного дела) в качество (массовые беспорядки 6 мая на Болотной площади). Многое остается не разъясненным, упущенным из поля зрения, как раз полноты картины событий и нет. Есть желание видеть только то, что удобно видеть.

Именно по этой причине СК и прокуратура дружно не замечают один характерный момент, который мы все прекрасно видели. О нем говорил Дмитрий Борко (общественный защитник Александры Наумовой). Фаер прилетает от митингующих в сторону полиции, падает вблизи, его хватает омоновец и закидывает обратно в толпу. Это ярчайший образ и демонстрация поведения правоохранителей 6 мая. В корне неправильно представлять их действия как строгое следование законности и своим инструкциям. В столкновении инструкции, бумажки с настоящей жизнью всегда выигрывает жизнь, какая бы точная инструкция ни была. На Болотной омоновцы считали неуместным и несвоевременным предъявлять удостоверения, объяснять характер нарушения при задержании. А в остальном? Действовали ли все без исключения полицейские правомерно? Вопрос риторический.

Мы наблюдали неправомерные избиения мирных демонстрантов очень четко. Без разницы, насколько избирательно ваше восприятие и сколько звезд у вас на погонах, — нельзя избиение ногами и дубинками лежащего на асфальте человека назвать задержанием. Говорить, что подобные действия полиции не имеют отношения к предмету доказывания, — значит, врать и снова расщеплять событие. Это лукавство преследует две цели. Во-первых, создается иллюзия правомерности действий полиции априори — благодаря тому, что критической оценки этих действий не дается. Во-вторых, поведение демонстрантов насильно лишается естественного контекста («бутылочное горлышко», давка, немотивированное насилие полицейских, неясность происходящего) и помещается в искусственный контекст (преступный умысел, беспорядки, погромы и поджоги). Наши деяния трактуются на этом фоне, сконструированном СК.

Брошенный лимон, удержание барьеров, мифические антиправительственные лозунги квалифицируются как участие в массовых беспорядках, хотя в тексте 212 статьи УК РФ подобного нет. К определению наличия или отсутствия преступления у нас подходят творчески. Закидывание ярославского ОМОНа пластиковыми креслами на стадионе называют вандализмом, а действия, совершенные при разгроме овощебазы в Бирюлеве, более агрессивные, чем мои, хулиганством. При этом не происходит привязки к совокупности происходившего вокруг. Опрокидывание урны на фоне разбитых витрин и перевернутых машин в Бирюлеве не становится паззлом для массовых беспорядков. Почему же в нашем случае эфемерная угроза общественному порядку материализуется в тысячах страниц уголовного дела? Потому что нас преследуют не с целью оценить наши поступки справедливо. На самом деле очень многие могли оказаться на нашем месте, что бы они ни делали 6 мая на Болотной. Мы взяты в заложники властью у общества. Нас судят за болезненное ощущение чиновников от гражданской активности 2011-2012 годов, за фантомы полицейских начальников. Нас сделали персонажами спектакля наказания общества. По обвинению в участии в массовых беспорядках и применении насилия к представителю власти считаю себя невиновным.

 

Александра Наумова (Духанина)

 

— Сначала я думала, что все это дело — какая-то дикая ошибка и нелепость. Но теперь, послушав речи прокуроров и узнав те сроки, которые они нам всем просят, я поняла, что нам всем мстят. Мстят за то, что мы там были и видели, как все было самом деле. Кто устроил давку, как избивали людей, неоправданную жестокость. Мстят за то, что мы не прогнулись перед ними и не покаялись в несуществующей вине. Ни на следствии, ни здесь, в суде. Еще мстят за то, что я не стала помогать им в их вранье и отказалась отвечать на их вопросы. Наверное, это тяжкая вина, и она тянет на так называемые шесть лет колонии. Других-то достойных такого наказания не осталось, одни мы остались: настоящих преступников ведь они боятся, чужих, кто им мешал, посадили, а своих не трогают. Ваша честь, Вам решать, как за счет наших судеб помочь им стать еще более счастливыми, получить новые должности, звездочки и награды. Но все же за что шесть лет? Какие такие «не менее восьми прицельных бросков» я совершила? Откуда они взялись? В кого именно я целилась и попала? В восемь разных полицейских? Или восемь раз в тех двоих, которых мне приписали? Тогда сколько раз и в кого из них? Где ответы на все эти вопросы? Они же должны сначала все подробно описать и доказать, а потом уже сажать в тюрьму, все-таки шесть лет жизни, не развлечение же. А то получается даже не ложь, а лживая демагогия без фактов и игра человеческими жизнями. А если бы у них было не восемь видео, а 88, тогда они бы сказали, что и бросков было 88?

Есть два потерпевших от меня и моего так называемого насилия омоновца, вы их видели. По размерам они примерно как двое-трое таких, как я, да еще и в броне. Один из них вообще ничего не почувствовал, а второй вреда от меня не получил и не имеет претензий. Это что, и есть мои массовые беспорядки и насилие, за которые мне сидеть шесть лет? Да еще про квас забыла — бутылка одна, наверное, лет на пять тянет, а восемь прицельных бросков — на остальной год. Ну пусть тогда так и скажут, я хоть буду знать цену кваса. А еще пусть скажут, где начинаются и кончаются мои массовые беспорядки и где начинается насилие в отношении представителей власти? И чем одно отличается от другого? Я так ничего и не поняла: какие поджоги, погромы, уничтожение имущества? И где там я? Что я громила? Что поджигала? Что уничтожала? С кем в сговор вступала? Чем это все доказано? Короче говоря, четыре года по 212-й статье — они просто за то, что я там была? Присутствие на изначально мирном митинге — это и есть мои массовые беспорядки, в которых я участвовала? Другого-то нет ничего! Посмотрите на всех нас. Мы не убийцы, не воры, не мошенники. Сажать нас всех на некий срок в тюрьму будет не то что несправедливо — это будет подло.

Мне многие предлагали покаяться, извиниться, сказать то, что хотели услышать следователи, но я не считаю нужным каяться и уж тем более извиняться перед этими людьми. У нас в стране принято, что эти люди абсолютно неприкасаемые, в то время как известно много случаев с их стороны крышевания наркобизнеса, проституции, изнасилований. На днях, кстати, такое и произошло в Липецкой области с пятнадцатилетней девушкой.

Фабула обвинений, которые нам всем вменяются, — это просто смешно, она абсурдна и основывается лишь на показаниях омоновцев. А что получается — если у человека погоны есть, он априори честен и свят? Ваша честь, Вы за восемь месяцев процесса получили от стороны защиты такие доказательства в пользу невиновности всех нас, что если Вы всех сошлете в лагерь, Вы искалечите жизни и судьбы ни за что!

Неужели власть настолько сильно стремится показушно нас наказать, что готова на такое пойти? Отпускать с условным сроком чинушу, насильника или полицейского за алкоДТП — это нормально: ведь они неприкасаемые, свои. А мы посидим, в конце концов, кто мы такие, даже не богачи. Но я почему-то уверена, что я даже в тюрьме буду свободнее, чем многие из них, потому что моя совесть будет чиста, а те, кто останется на свободе, продолжая свою так называемую охрану порядка и свободы, будут жить в вечной клетке со своими пособниками.

Я умею признавать свои ошибки, и если бы мне правдой и фактами рассказали и доказали, что я сделала что-то противоправное и незаконное, я бы это признала. Но никто так ничего и не объяснил: одно сплошное вранье и грубая сила. Силой можно душить, тащить, сажать — и все это со мной уже делали. Но силой и враньем нельзя ничего доказать. Вот и никакую мою вину никто не доказал. И я уверена в своей правоте и невиновности.

Закончить я хотела цитатой из сказки Джанни Родари «Чиполлино».

— Бедный ты мой отец! Тебя засадили в каталажку как преступника, вместе с ворами и бандитами.

— Что ты, что ты, сынок, — ласково перебил его отец. — Да ведь в тюрьме полным-полно честных людей!

— А за что же они сидят? Что плохого они сделали?

— Ровно ничего, сынок. Вот за это-то их и засадили. Принцу Лимону порядочные люди не по нутру.

— Значит, попасть в тюрьму — это большая честь? — спросил он.

— Выходит, что так. Тюрьмы построены для тех, кто ворует и убивает, но у принца Лимона все наоборот, воры и убийцы у него во дворце, а в тюрьме сидят честные люди. 

 

Денис Луцкевич

 

— Уважаемый суд! В своем последнем слове я хочу сказать следующее. Выдвинутое мне обвинение строится на противоречивых и взаимоисключающих показаниях сотрудников ОМОНа, беспристрастность которых вызывает большое сомнение. Тот факт, что все омоновцы поголовно вспоминали о своих жертвах на вторых и последующих дачах показаний, не может не вызывать сомнения в их верности. Так, во время суда не было предоставлено ни одного доказательства, доказывающего, что я совершил все эти действия, в которых меня обвиняют. Напротив, все рассмотренные в ходе суда видеоматериалы и показания свидетелей защиты со стопроцентной уверенностью говорят о том, что я невиновен.

Моя позиция — это не упрямство и не политический пиар, я думаю, что честный, порядочный человек не должен признаваться в том, чего он не совершал, даже если это и облегчит его участь. Уважаемое государственное обвинение требует 5-6 лет реального срока для невиновных молодых и перспективных ребят. Я хочу сказать, что это ужасно, не знаю, чего здесь больше — жестокости или нелепости. Но кажется, и то и другое доведено до последней степени. Прекрасно осознавая этот факт, гособвинение пытается удалить нас от природы, семьи, работы — то есть от всех естественных и нравственных благ жизни человеческой, людей, все преступления которых заключаются в их жизненной позиции. Завершая, хочу сказать, что правда всегда победит, даже если погибнет в бою.

 

Артем Савелов

— Государственное обвинение и а-ля потерпевшие, мягко говоря, оговаривают. Прошу оправдать.

Сергей Кривов

 

(Речь Сергея Кривова длилась более четырех часов. Публикуем выдержки.)

…В 2000 году, когда Путин впервые участвовал в выборах, я голосовал за него. Как выяснилось позже, первый и последний раз. Начиная с 2003 года, постепенно, шаг за шагом, началось сворачивание демократии и монтаж вертикали власти. Каждое такое изменение для меня лично было очень болезненно. Возможно, просто по причине характера. Еще будучи школьником, я неоднократно слышал от своей бабки слова: «Тебе дали волю, а ты взял две». К 2005 году у меня сложилось устойчивое отношение к Путину как к своему личному врагу. Хотя в каких-либо действиях, кроме голосования против него и «Единой России», до 2010 года это, насколько я помню, не проявлялось. Но постепенно реакционные изменения в государстве и обществе нарастали. С выстраиванием силовой вертикали власти главной формой управления страной стали становиться запреты.

…Механизм избирательного применения новых законов был дополнен механизмом избирательного применения права к лояльным режиму гражданам. Исчез контроль общества за потерявшим внутренний стержень правосудием.

…Единственное, что нажило основное население страны за годы путинского режима, — это чувство безысходности и страха за свое будущее. К сожалению, основная масса граждан пока не видит причинно-следственной связи между действиями власти и собственным образом жизни, не понимает, что кроме них самих, ничто не сделает их свободными. Только меньшая часть осознает смысл проделываемых властью манипуляций и возмущается их лицемерию. Простые, зомбированные телевидением люди, к сожалению, не испытывают личной ответственности за ситуацию в стране. Я лично начал ходить на митинги против путинского режима в начале 2010 года, но спусковым крючком, после которого моя личная борьба за свободу стала еженедельной, было циничное заявление о рокировке в сентябре 2011 года…